Свой рассказ о Лондонской чуме 1655 года Даниэль Дефо начал с описания страхов горожан не столько перед чумой, сколько перед карантинами
"Семьи с больными старались скрыть причину болезни, чтобы власти не вздумали запирать дома — мера, которой все очень боялись", — писал классик.
"Понятно", — скажем мы 300 лет спустя. Если другие кризисы, с которыми сталкивалась отечественная экономика, больнее всего били то по деревням, то по моногородам, карантинный — сильнее всего ударил по агломерациям.
По–другому не бывает — точно такой сценарий был описан экспертами российского Института экономики города (ИЭГ) ещё в конце апреля, когда статистика первых 4 недель карантина позволила спрогнозировать коллапс "экономики агломераций".
Если в "обычном кризисе" разнообразие экономики и возможности для самостоятельного заработка "страховали" горожан от потери работы и доходов, то в "закрытом городе" всё пошло не так.
Как объясняли эксперты ИЭГ, "передовые для мегаполиса сферы услуг во время эпидемиологического кризиса терпят наибольшие потери, потому что они первыми попали под ограничительные меры".
"Наибольшие потери" же эти оказались вот какого рода: по данным компании Colliers International, доля свободных помещений на основных торговых площадках в Петербурге составила 14,4% — максимум за последние 5 лет. Сможет ли вернуться бизнес — сказать трудно, поскольку оборот малых предприятий в первом полугодии 2020 года сократился по сравнению с первым полугодием 2019–го на 66,6 млрд рублей, или на 7%.
Количество малых предприятий в нынешнем году уменьшилось на 9,4%. Ещё один характерный показатель — просроченная задолженность субъектов МСП. По данным ЦБ РФ, на 1 августа 2020 года её имели 7,5% от общего числа МСП.
Дело тут не только в карантине, запрещавшем предприятиям оказывать услуги, а ещё и в том, что на эти услуги не нашлось покупателей. Как посчитали в агентстве "Национальные кредитные рейтинги" (НКР), по итогам II квартала было зафиксировано снижение поступлений НДФЛ в бюджеты субъектов РФ на 9,5%.
В пересчёте на "живые деньги" это значит, что официально трудоустроенные россияне недополучили 841 млрд рублей зарплат. Те, кто не обременял государство учётом своих доходов, потеряли больше. Отчет НКР говорит, что "с высокой долей вероятности процент потерь для самозанятых существенно выше, чем для официально трудоустроенных". По оценке экспертов РЭУ им. Плеханова, "зарплаты в конвертах" могли сократиться на сумму 1,3 трлн рублей. В полтора раза больше.
Для Санкт–Петербурга "официальные зарплатные потери" в апреле–июне, по оценке НКР, составили почти 70 млрд рублей. Значит, к этой цифре навскидку можно прибавить 100 млрд рублей зарплат, потерянных в "сером секторе". И если мы скажем, что карантин сократил трудовые доходы петербуржцев на 170–180 млрд рублей, то не сильно ошибемся.
А как же "государственная поддержка"? Да, такая была (поменьше, чем сумма зарплатных потерь), но коснулась она семей с детьми и официальных безработных. Тем, кто не имел детей и продолжал работать на сокращённой неделе или с сокращённой зарплатой, никто ничего не компенсировал.
При этом надо помнить, что в период карантина 34% отправили сотрудников в неоплачиваемый отпуск, 32% организаций сократили зарплату, а ещё около 18% компаний уволили часть персонала (данные аналитического центра НАФИ).
Потом — "помощь детям" большей частью на детей была и потрачена, благо работали супермаркеты, статистика показала всплеск продаж недорогих смартфонов, а ростовщики зафиксировали рост погашений процентов по микрокредитам. Всё это весьма позитивные для экономики моменты, однако проблемы развития городского бизнеса они решили примерно никак.
Поэтому, как выяснили эксперты НАФИ, около 40% российских предпринимателей, оценив итоги работы в карантин, приняли решение отказаться от бизнеса (40% также назвали меры государственной поддержки неэффективными, но здесь, скорее всего, мы имеем дело с простым совпадением).
Так что в том, что касается бизнеса, его убивает не вирус, а именно карантин. Делайте выводы. И, кстати, как писал Дефо, оценивая потери Лондона от чумы, "многие оказались жертвами отчаяния и погибли не от самой болезни, но от её следствий, а именно от крайней нужды; у них не было ни крова, ни денег, ни друзей, ни работы, ни возможности одолжить у кого–либо деньги…"